Заправляет там... Заправлял... Один барыга, Михалычем все звали. Высокий, толстый, один глаз вечно прищурен и хромал на одну ногу. Ну копия пират, я бы его Сильвером звала, а не по отчеству, но все боялись. Жадный донельзя, за пару патронов душу готов продать. Зато «справедливость» любил. Коли кто в долг возьмёт и вовремя не отдаст, три шкуры спустит. Переплатит в несколько раз, но бедолагу найдет и обязательно проучит, причем у всех на виду. Демонстративно в центре зала ожидания снимет ремень со своих штанов и напорет задницу, пока его охранники держат беднягу. Один раз даже собственного сына, такого же толстопуза, только чуть меньше, заставил наказывать должника ремнем. «На, — говорит, — сынок, приучайся порядок наводить».

Вот и я не рассчитала немного, крайние ходки были неудачны, возвращалась с пустым рюкзаком. Про станцию Бякино я тогда и не знала. Даже и представить не могла, что выжившие могут делиться едой и ночлегом. Ты же сама знаешь, такого нигде нет. Ну и взяла еды в буфете «под тетрадку» и койко-место за собой оставила. Думала, неудачи временные, раньше же всё нормально было.

Только по закону подлости черная полоса не прекращалась. Куда ни приду, везде до меня побывали, выгребленно подчистую. Уже стала подозревать, что кто-то знает, куда я собираюсь, и заранее специально туда идет.

Уже после один опытный выживший всё растолковал мне, дурехе. Я не первая у них была. В общем, невыгодно барыгам, чтоб должники вовремя долги отдавали. Палки в колеса суют, специально вредят, чтобы человек не отдал вовремя и проценты начали капать. А дальше по отработанной схеме: публичное унижение ломает человека, и он превращается в вечного раба. Они, конечно, называют их работниками. Человек оказывает барыге некую услугу, но по факту покрывает этим только проценты, а сам долг остается, даже прибавляется. Должник же всё это время живет и питается на станции.

А на меня Михалыч лично глаз положил, задумал к себе в жёны определить. Вызвал к себе и прямо так с порога и заявил: «Не дури, мол, все долги спишу, будешь у меня жить как у Христа за пазухой. Есть и пить сколько влезет и ничего не бояться». Показал «хоромы» свои, комнаты при станции. Там как во дворце, ремонт как в лучших домах, холодильник, компьютер с фильмами и играми и прочая техника, даже стиральная машинка есть. Генератор для его хомячьей норки сутки напролёт тарабанил. По центру большая кровать напротив камина.

— А ты что? — полюбопытствовала Ю, глаза у девушки заблестели. — О таком многие девушки мечтают. Я бы и сама призадумалась даже без долга.

Маша полностью открыла дверцу печки, пошевелила кочергой угли, сходила к выходу за ветками, наломала их об коленку и подкинула в очаг.

— Знаешь, может, я бы и подумала, если бы он мне хоть капельку был приятен, — продолжила Мария. — Михалыч же похож на хряка, меня всю передергивало только от одной мысли, что придется спать с ним в одной постели. В принципе, ты повторила его же слова. Толстяк уверял, что может легко заполучить любую, но нужна ему именно я. Дал время подумать, а через неделю прислал за мной своего сынка. Тот примчался с красной рожей, весь запыхался и говорит: «Иди быстрей, батяня ждет у себя, сказал срочно».

Мария замолчала, и девушки просидели в тишине минут десять. Ю не решалась ее нарушать, понимая важность момента.

— Я и пришла, — глубоко вздохнула Маша. — А Михалыч за своим столом сидит лакированным, а в глазу нож торчит. Я чуть не описалась от страха.

Глава 23

— Тебя схватили? — Ю положила свою ладонь на руку подруги.

— Я сильно испугалась, сердце чуть не выпрыгнуло из груди, — ответила Маша. — Даже уши заложило. Возле его двери всегда стояли охранники, на выходе из станции тоже парочка автоматчиков. Мне никто бы не поверил, что бы там ни сказала. Сынок прикончил своего батяню и подставил меня. Конечно, все поверят ему, а не задолжавшей бродяжке. Тем более всё имущество и «рабы» отойдут к наследнику. Гыркинским наемникам нет разницы, кто платит деньги, тот и шеф. Михалыч их лично отбирал.

— Как же тебе удалось улизнуть? — нетерпеливо перебила девушка.

— Молча, — Маша посмотрела на напарницу серьезным взглядом, — не подумай, это вовсе не грубость. Я действительно ушла оттуда молча. Открыла дверь и вышла в коридор. Охранники сделали вид, что меня нет, и один из них и вовсе отвернулся. А когда вышла в зал ожидания, сынуля стоял за столиком в буфете, пил из открытой банки забродивший компот и как-то глупо улыбался, глядя в мою сторону. Я даже рюкзак свой смогла забрать, прежде чем покинула эту чертову железнодорожную станцию. До сегодняшнего дня я не знала, что меня ищут. Думала, отпрыск Михалыча не имеет ничего против моего существования, решила, таким образом, моя «услуга» отработана. Тень подозрения в убийстве с него перешла на меня, и этого достаточно наследнику. Видимо, сделано это больше для обитателей Гыркино, ведь охранники явно были в курсе происходящего.

Маша встала, подняла с пола рюкзак и поставила один из отодвинутых столов, долго копалась в куче позвякивающего барахла и с недовольным видом села обратно.

— Не нашла, — печальным голосом проговорила Маша.

— Что-то пропало? — тихонько ответила Ю. — Я по чужим рюкзакам не лажу.

— Маленькие ножницы где-то валялись, не могу найти, — ответила девушка. — Нужна твоя помощь.

Мария протянула свой острый тесак Ю. Та встала с раскладушки и взяла оружие в руки. Девушка положила свои роскошные черные волосы на деревянную разделочную доску, а саму голову на стол.

— Руби!

— Что? Нет! — воскликнула девушка и машинально попятилась назад. — У тебя прекрасные волосы, многие только мечтают о таких. На меня не смотри, с детства короткая стрижка. У меня рука не поднимется.

— Руби, говорю, как можно короче, — настаивала Маша, не поднимая головы. — Они всё равно только мешаются. Непозволительная это роскошь в наши времена, опасная. Запросто можно зацепиться за ветки, да и не раз такое было. Или зомби, например. Будешь убегать от мертвяка, а он раз — и схватит за локон. Так что руби, подруга, под корень. Новые вырастут.

Через пару мгновений Маша тихо добавила, тяжело вдохнув:

— И эти два близнюка, может, не узнают. Никакие они не охотники за головами. Обычные должники, возвращающие проценты через «услугу». Видела их пару раз в Гыркино, зеленые еще.

Ю резко подошла к столу и, широко замахнувшись, ударила тесаком по разделочной доске.

***

Утром в дверь станции Бякино постучали. Сережа вышел из своей коморки и, широко зевая, спросил:

— Кто?

— Это мы, Сереж, — раздался женский голос с другой стороны двери.

Голос Марии Сергей, конечно, узнал сразу, но в щель между досок посмотрел все равно. Парень снял со своей шеи ключ на веревочке и открыл железную дверь.

— Браток, оставь так, пусть проветрится минут пятнадцать, — раздался хриплый голос из угла, где спали бродяги. — Дышать уже нечем.

Сережа впустил девушек, вышел на перрон и, убедившись, что с двух сторон никто не идет, оставил дверь нараспашку.

— В парикмахерскую ходили? — Борис Валентинович окончательно отошел от сна, почувствовав приток свежего воздуха. — Тебе идет.

Маша засмущалась и поспешила пройти в комнату Сережи. Недавно там он повесил на стену зеркало, таким образом, чтобы в него через открытую дверь можно было видеть добрую половину зала прямо, не вставая с лежанки. То, что зеркало также работает и в обратном направлении, до смотрителя пока не дошло, а Борис Валентинович специально не говорил.

Мария посмотрелась в зеркало и тихонько заплакала. Остатки волос торчали клочками в разные стороны. Борис заметил это, подошел сзади, снял с себя черную кепку-бейсболку с гнутым козырьком и надел на голову девушки.

— Держи вот, подарок.

Маша мило улыбнулась и вытерла слезы. Кепка ей очень шла, нужно было лишь подогнать размер.

В коморку зашли Сережа и Ю. Смотритель зажег большую свечу, закрепленную на маленьком блюдце, и запер дверь изнутри на задвижку: